Рассказ Д. Лондона "Там, где расходятся пути"

 

Краткая биография Джека Лондона

Джек Лондон (Джон Гриффит Чейни) – выдающийся американский писатель, автор приключенческих рассказов. Родился 12 января 1876 года в городе Сан-Франциско. Когда ему не было и года, мать повторно вышла замуж за ветерана войны Джона Лондона. Биологическим отцом будущего писателя был астролог Уильям Чейни, который не желал признавать своего отцовства. Воспитанием мальчика занималась бывшая рабыня матери – Вирджиния Прентисс, которая на протяжении всей жизни доставалась для него значимым человеком.
Семья проживала в рабочем районе и с трудом сводила концы с концами. Не находя стабильного заработка, они часто переезжали с места на место, остановившись в итоге в Окленде. Там мальчик и окончил начальную школу. После этого он начал нелегкую трудовую деятельность, разнося газеты, подрабатывая в кегельбане, убирая пивные. В 14 лет он работал разнорабочим на консервной фабрике. Вскоре он поступил матросом на промысловую шхуну и отправился в плавание. Впечатления от этих поездок были настолько яркими, что он написал об этом в цикле рассказов «Морской волк».
Первый очерк молодого писателя под названием «Тайфун», появился в ноябре 1893 года и принес ему премию от одного издательства в Сан-Франциско. В следующем года он был на месяц арестован за участие в демонстрации безработных. Об этом он позже написал в своих очерках. К ним относятся «Держись!» и «Смирительная рубашка». Некоторое время Джек Лондон проучился в Калифорнийском университете, но вынужден был отказаться от учебы из-за отсутствия денег. С возникновением «золотой лихорадки» в 1897 году, он уехал на Аляску. Несмотря на то, что золота он там не нашел, именно на Аляске он встретил потенциальных героев своих будущих произведений.
Первая книга, повествующая о жизни на севере «Сын волка», появилась в 1900 году. Затем друг за другом появлялись «Дети мороза», «Дочь снегов», «Вера в человека» и многие другие сборники рассказов. За свою недолгую литературную карьеру Джек Лондон написал около 40 книг. В основном это были приключенческие произведения о жизни на Аляске. В них он стремился показать человека в тяжелых жизненных ситуациях, сочетая реальные события с приключенческим вымыслом.
Джек Лондон умер 22 ноября 1916 года.

  Знакомство с творчеством Д. Лондона мы начали не с биографии писателя, а с чтения рассказа "Там, где расходятся пути". Рассказ не очень длинный, сюжет развивается динамично, поэтому можно читать его прямо на уроке, в нужных местах прерываясь и обращаясь к классу.                      

 Грустно мне, грустно мне
 этот город покидать,
 Где любимая живет.
                                     
  Швабская народная песня.


     Человек, напевавший песню, нагнулся и добавил  воды  в  котелок,  где
варились бобы. Потом он выпрямился и стал  отгонять  дымящейся  головешкой
собак, которые вертелись у ящика с провизией. У него было  открытое  лицо,
голубые веселые глаза, золотистые волосы, и  от  всего  его  облика  веяло
свежестью и здоровьем.
     Тонкий серп молодого месяца виднелся над заснеженным  лесом,  который
плотной стеной окружал лагерь и отделял его от остального мира.  Мерцающие
звезды, казалось, плясали в ясном,  морозном  небе.  На  юго-востоке  едва
заметный зеленоватый свет предвещал северное сияние. У костра лежали двое.
Их  ложе  составляли   сосновые   ветки,   толстым   шестидюймовым   слоем
разостланные на снегу и покрытые медвежьей шкурой. Одеяла были откинуты  в
сторону. Парусиновый навес, натянутый между двумя деревьями  под  углом  к
земле в сорок пять  градусов,  служил  защитой  от  ветра  и  одновременно
задерживал тепло у огня и  отбрасывал  его  вниз  на  медвежью  шкуру.  На
нартах, у самого костра, сидел еще один человек и чинил  мокасины.  Справа
куча мерзлого песка и примитивный ворот указывали, что  они  упорно  целые
дни трудились, нащупывая жилу. Слева четыре  пары  воткнутых  в  снег  лыж
говорили о способе передвижения, которым пользовались  люди  за  пределами
лагеря.
     Волнующе и странно  звучала  простая  швабская  песня  под  холодными
северными звездами. Она вселяла беспокойство в сердца людей, отдыхавших  у
костра после утомительного трудового дня, и вызывала в них щемящую боль  и
острую, как голод, тоску по далекому солнечному Югу.
     - Да замолчи ты ради бога, Зигмунд! - взмолился один  из  лежавших  у
костра; он прятал в складках медвежьей шкуры свои до боли сжатые кулаки.
     - А почему, Дэйв Верц, я должен молчать, если  мне  хочется  петь?  -
отозвался Зигмунд. - Может, у меня сердце радуется!
     - А потому, что не с чего радоваться. Посмотри вокруг.  Подумай,  что
за жизнь ведем мы уже целый год: питаемся черт знает чем и  работаем,  как
лошади.
     Золотоволосый Зигмунд спокойно посмотрел на побелевших от инея  собак
и белый пар от дыхания людей.
     - Не вижу, почему бы мне не радоваться? - засмеялся он. - Не  так  уж
все плохо. Мне нравится. Ты говоришь, еда плохая. Ну... Он согнул в  локте
руку и погладил свои мощные бицепсы. - А насчет того, что живем  мы  здесь
по-скотски, так зато наживаемся по-царски. Жила дает по двадцать  долларов
с каждой промывки, а в ней еще будет верных восемь футов.  Да  тут  второй
Клондайк - и все мы это знаем. Вон Джим Хоз рядом с тобой, он-то понимает,
ну, и не жалуется. А посмотри на  Хичкока:  чинит  себе  мокасины,  словно
старуха, и на стену не лезет: знает, что надо потерпеть. А у тебя  вот  не
хватает выдержки - не можешь спокойно поработать до весны, ведь  тогда  мы
будем богаты, как крезы. Хочется скорее попасть домой,  в  Штаты?  А  мне,
думаешь, не хочется? Я там родился. Но я могу  ждать,  потому  что  каждый
день на дне нашего промывочного  лотка  золото  желтеет,  словно  масло  в
маслобойке. А ты хнычешь, как ребенок, - подай тебе сейчас же,  чего  тебе
хочется. Нет, уж, по-моему, лучше петь.

                       Через год, через год,
                              как созреет виноград,
                       Ворочусь я в край родной.
                       Если ты еще верна,
                       Назову тебя женой.
                       Через год, через год,
                              как окончится мой срок,
                       Назову тебя женой,
                       Если ты была верна,
                       Я навеки буду твой.

     Собаки ощетинились и с глухим ворчанием придвинулись ближе к  костру.
Послышалось мерное поскрипывание лыж  и  шипящий  звук  от  скольжения  по
снегу, словно кто-то просеивал сахарный песок. Зигмунд оборвал песню  и  с
проклятием стал отгонять собак. В свете  костра  показалась  закутанная  в
меха девушка-индианка; она сбросила лыжи, откинула капюшон своей  беличьей
парки и приблизилась к людям у огня.
     - Здорово, Сипсу! - приветствовали ее  Зигмунд  и  двое  лежавших  на
медвежьей шкуре, а Хичкок молча подвинулся, чтоб уступить место  рядом  на
нартах.
     - Ну, как дела, Сипсу? - спросил  он  на  каком-то  жаргоне  -  смеси
ломаного английского языка с испорченным  чинукским  наречием.  -  Что,  в
поселке все еще голод? И ваш колдун все еще не нашел причины,  почему  так
мало попадается дичи и лось ушел в другие края?
     - Да, твоя правда, дичи очень мало; нам скоро придется есть собак. Но
колдун нашел причину этого зла; завтра он принесет жертву, которая  снимет
заклятие с племени.
     - А  кто  будет  жертвой?  Новорожденный  младенец  или  какая-нибудь
дряхлая старуха, которая стала обузой и от которой рады избавиться?
     - Нет, на этот раз он рассудил по-другому.  Боги  очень  сердятся,  и
поэтому жертвой должен быть не кто иной, как  дочь  вождя  племени,  -  я,
Сипсу.
     - Ах ты черт! - проговорил Хичкок.
     Он произнес это веско, с расстановкой, тоном, в котором  слышалось  и
удивление и раздумье.
     - Наши пути теперь расходятся, -  спокойно  продолжала  она.  -  И  я
пришла, чтобы мы еще раз посмотрели друг на друга. В последний раз.
     Она принадлежала к первобытному миру, и обычаи, по которым она  жила,
тоже были первобытные. Она привыкла принимать жизнь такой, как она есть, и
считала человеческие  жертвоприношения  в  порядке  вещей.  Силы,  которые
управляли сменой ночи и  дня,  разливом  вод  и  морозами,  силы,  которые
заставляли распускаться почки и желтеть листья, - эти  силы  бывали  порой
разгневаны, и нужны были жертвы, чтобы склонить их к милосердию.  Их  воля
проявлялась по-разному: человек тонул  во  время  половодья,  проваливался
сквозь  предательский  лед,  погибал  в   мертвой   хватке   медведя   или
изнурительная болезнь настигала его у собственного очага -  и  он  кашлял,
выплевывая кусочки легких,  пока  жизнь  не  уходила  вместе  с  последним
дыханием. Иногда же боги соглашались принять человеческую жизнь в  жертву,
а шаман умел угадывать их желания и никогда не ошибался в выборе. Все было
просто. Разными путями приходила смерть, но в конце концов все сводилось к
одному - к велению непостижимых и всемогущих сил.
     Но Хичкок принадлежал к другому, более развитому миру.  Обычаи  этого
мира не отличались ни такой простотой, ни  такой  непреложностью.  Поэтому
Хичкок сказал:
     - Нет, Сипсу, это неправильно. Ты молода и полна  жизни.  Ваш  колдун
болван, он сделал плохой выбор. Этому не бывать.
     Она улыбнулась и ответила:
     - Жизнь жестока. Когда-то она создала нас: одного с  белой  кожей,  а
другого - с красной. Затем она сделала  так,  что  пути  наши  сошлись,  а
теперь они расходятся вновь. И мы не в силах изменить это. Однажды,  когда
боги тоже были разгневаны, твои братья пришли к нам  в  деревню.  Их  было
трое - сильные белые люди. Они тогда сказали, как ты: "Этому  не  бывать!"
Но они погибли, все трое, а это все-таки совершилось.
     Хичкок кивнул ей в  знак  того,  что  он  понял,  потом  обернулся  к
товарищам и, повысив голос, сказал:
     - Слышите, ребята? Там, в поселке, видно, все с  ума  посходили.  Они
собираются убить Сипсу. Что вы на это скажете?

   Первую паузу можно сделать после фразы Хичкока "Что вы на это скажете?"

- Итак, юноши, что вы на это скажете?  (Отвечают только юноши. Желательно все. Они предлагают разные способы выхода из сложившейся ситуации.)
Читая дальше, мы увидим, какой выбор сделали в этой ситуации герои рассказа и как они его объяснили.

Вторая пауза будет после слов Хичкока, сделавшего свой  выбор: "Мне противно на вас смотреть".

Хоз и Верц переглянулись  и  промолчали.  Зигмунд  опустил  голову  и
гладил овчарку, прижимавшуюся к его ногам. Он привез ее издалека  и  очень
заботился о ней. Секрет был в том, что, когда он уезжал на  Север,  собаку
подарила ему на прощание та самая девушка, о которой он так часто думал  и

чей портрет в маленьком медальоне, спрятанном у него на груди,  вдохновлял
его песни.
     - Ну, что же вы скажете? - повторил Хичкок.
     - Может, это еще и не так, - не сразу ответил Хоз,  -  может,  Сипсу,
преувеличивает.
     - Я не об этом вас спрашиваю!  -  Хичкок  видел  их  явное  нежелание
отвечать, и кровь бросилась ему в лицо  от  гнева.  -  Я  спрашиваю:  если
окажется, что это так, можем мы это допустить? Что мы тогда сделаем?
     - По-моему, нечего нам вмешиваться, - заговорил Верц. - Даже если все
это так, сделать мы ничего не можем. У  них  так  принято,  так  велит  их
религия; и это совсем не наше дело. Нам бы намыть побольше золотого  песку
и поскорее выбраться из этой проклятой дыры. Здесь могут жить только дикие
звери. И эти краснокожие - тоже зверье  и  ничего  больше.  Нет,  с  нашей
стороны это был бы крайне опрометчивый шаг.
     - Я тоже так думаю, - поддержал его Хоз. -  Нас  тут  четверо,  а  до
Юкона триста миль, и ближе ни одного белого человека не встретишь. Так что
же мы можем сделать против полусотни индейцев? Если мы поссоримся с  ними,
нам придется убираться отсюда, а станем драться - нас попросту  уничтожат.
Кроме того, мы ведь напали на  жилу,  и,  черт  возьми,  я,  например,  не
собираюсь ее бросать.
     - Правильно! - отозвался Верц.
     Хичкок нетерпеливо обернулся к Зигмунду, который напевал вполголоса:

                       Через год, через год,
                              как созреет виноград,
                       Ворочусь я в край родной.

     - Что ж, Хичкок, - проговорил он наконец, - я согласен с  остальными.
Если индейцы - а их там верных полсотни - решили  убить  ее,  так  что  же
мы-то можем сделать? Навалятся все разом, и  нас  как  не  бывало.  А  что
толку? Девчонка все равно останется  у  них  в  руках.  Нет,  идти  против
местных обычаев можно, только когда сила на твоей стороне.
     - Но сила-то ведь на нашей стороне, - прервал его Хичкок.  -  Четверо
белых стоят четырехсот индейцев. И надо же подумать о девушке.
     Зигмунд задумчиво погладил собаку.
     - А я думаю о девушке. Глаза  у  нее  голубые,  как  летнее  небо,  и
смеющиеся, как море. И волосы светлые, как  у  меня,  и  заплетены  они  в
толстые косы. Она ждет меня там, в солнечной стране.  Она  ждет  давно,  и
теперь, когда цель моя уже близка, я не хочу рисковать.
     Великодушный  и  справедливый  по   натуре,   он   привык   поступать
бескорыстно, не вдаваясь в рассуждения и не думая о последствиях.
     Зигмунд покачал головой.
     - Ты сумасшедший, Хичкок, но я из-за тебя глупостей делать не  стану.
Надо рассуждать трезво и считаться  с  фактами.  Я  сюда  не  развлекаться
приехал. А самое главное - наше вмешательство ничему не поможет. Если все,
что она говорит, правда, - ну что ж, остается только  пожалеть  ее.  Таков
обычай племени, а что тут оказались  мы  -  это  чистая  случайность.  Они
делали так тысячу лет назад, и сделают теперь, и будут делать и впредь, до
скончания веков. Это люди чуждого нам мира, да  и  девушка  тоже.  Нет,  я
решительно на стороне Верца и Хоза, и...
     Собаки зарычали и  сбились  в  кучу.  Зигмунд  прервал  свою  речь  и
прислушался:  из  темноты  доносилось  поскрипывание  множества   лыж.   В
освещенном круге у костра показалось несколько одетых в шкуры  индейцев  -
высокие, решительные, безмолвные. Их тени зловеще плясали на  снегу.  Один
из них, шаман, обращаясь к Сипсу, проговорил что-то гортанным голосом. Его
лицо было грубо размалевано, на  плечи  накинута  волчья  шкура,  открытая
пасть скалила зубы над его лбом. Остальные  хранили  молчание.  Молчали  и
золотоискатели. Сипсу поднялась и надела лыжи.
     - Прощай же, друг! - сказала она Хичкоку.
     Но человек, сидевший рядом с ней на нартах, не пошевелился.  Он  даже
не поднял головы, когда индейцы один за другим стали исчезать в темноте.
     В отличие от многих мужчин, приезжавших в те края, Хичкок никогда  не
испытывал желания завязать близкие отношения с женщинами Севера. Он  всюду
чувствовал себя как дома и одинаково относился  ко  всем  людям,  так  что
взгляды его не были бы помехой, если бы подобное желание у него  возникло.
Но до сих пор оно просто не возникало. А Сипсу? Он любил болтать с  ней  у
костра, но относился к ней не как мужчина к женщине, а скорее как взрослый
к ребенку; это было естественно для человека его склада  хотя  бы  потому,
что их дружба немного  скрашивала  однообразие  этой  безрадостной  жизни.
Однако, несмотря на то, что он был до мозга костей янки и  вырос  в  Новой
Англии, в нем текла горячая кровь и некоторое рыцарство было ему не чуждо.
Деловая сторона жизни порой казалась ему лишенной смысла  и  противоречила
самым глубоким устремлениям его души.
     Он сидел молча, опустив голову,  чувствуя,  что  в  нем  пробуждается
какая-то стихийная сила, более могучая,  чем  он  сам,  великая  сила  его
предков. Время от времени Хоз и Верц искоса поглядывали на него с  легким,
но все же заметным беспокойством. Зигмунду тоже было не по себе.  Все  они
знали, что Хичкок очень сильный человек.  В  этом  они  не  однажды  имели
случай убедиться за время их совместной жизни, полной  всяких  опасностей.
Потому они теперь с любопытством и некоторым страхом ждали, что он  станет
делать.
     Но он все молчал.  Время  шло,  и  костер  почти  уже  догорел.  Верц
потянулся, зевнул и сказал, что, пожалуй, пора и спать. Тогда Хичкок встал
и выпрямился во весь рост.
     - Будьте вы прокляты, жалкие трусы! Я вас больше знать не хочу! -  Он
произнес это спокойно, но в каждом слове чувствовалась сила и непреклонная
воля. - Довольно! Давайте рассчитаемся. Можете это сделать, как вам  будет
удобнее. Мне принадлежит четвертая доля в  заявке.  Это  указано  в  наших
контрактах. Мы намыли унций тридцать золота. Давайте сюда весы, и  мы  его
разделим. Ты, Зигмунд, отмерь мне четвертую часть  всех  припасов.  Четыре
собаки мои. Но мне нужно еще столько  же.  За  них  я  оставлю  свою  долю
снаряжения и инструментов. Кроме того, добавлю свои семь  унций  золота  и
ружье с патронами. Идет?
     Трое  мужчин  отошли  в  сторону.  Пошептавшись  между   собой,   они
вернулись. Зигмунд заговорил от лица всех:
     - Вот что, Хичкок, мы поделимся с  тобой  честно.  Ты  получишь  одну
четвертую часть, ни больше и ни меньше, - и делай  с  ней  что  хочешь.  А
собаки нам и самим нужны. Поэтому можешь взять  только  четверых.  Что  же
касается твоей доли в снаряжении и инструментах, то нужны они тебе - бери,
не нужны - оставь. Это уж твое дело.
     - Значит, все по букве закона, - усмехнулся Хичкок. -  Ну  что  ж,  я
согласен. И давайте поскорее. Я тут ни одной лишней минуты  оставаться  не
желаю. Мне противно смотреть на вас.




-А вам противно на них смотреть? ( Этот вопрос обращён уже к девочкам, которые дают оценку выбору, который сделал каждый из мужчин - героев рассказа.)



 Чтение следующего отрывка


    Больше не было произнесено ни слова. После того, как раздел совершился, Хичкок уложил на нарты свои скромные пожитки, отобрал и запряг четырех собак. Он не притронулся к снаряжению, зато бросил на нарты полдюжины собачьих постромок и вызывающе поглядел на своих товарищей, ожидая возражений с их стороны. Но они только пожали плечами и потом молча смотрели ему в след, пока он не скрылся в лесу. По глубокому снегу полз человек. Справа и слева от него чернели крытые оленьими шкурами вигвамы индейцев. Порой то тут, то там голодные собаки принимались выть или озлобленно рычали друг на друга. Одна из них приблизилась к ползущему человеку. Он замер. Собака подошла ближе, понюхала воздух и осторожно сделала еще несколько шагов, пока ее нос не коснулся странного предмета, которого не было здесь до наступления темноты. Тогда Хичкок, ибо это был он, внезапно приподнялся; мгновение - и его рука, с которой он заранее снял рукавицу, стиснула мохнатое горло собаки. И смерть настигла ее в этой стальной хватке. Когда человек пополз дальше, собака осталась на снегу под звездами со сломанной шеей. Хичкок дополз до вигвама вождя. Он долго лежал на снегу, прислушиваясь к голосам и стараясь определить, где именно находится Сипсу. Очевидно, там находилось много людей, и, судя по доносившемуся шуму, все они были в большом волнении. Наконец он различил голос девушки и, обогнув вигвам, оказался рядом с ней, так что их разделяла лишь тонкая оленья шкура. Разгребая снег, Хичкок постепенно подсунул под нее голову и плечи. Когда он почувствовал теплый воздух жилища, то приостановился и стал ждать. Он ничего не видел и боялся пошевельнуться. Слева от него, очевидно, находилась кипа шкур. Он почувствовал это по запаху, но все же для большей уверенности осторожно ощупал ее. Его лица слегка коснулся край чьей-то меховой одежды. Он был почти уверен, что это Сипсу, но все-таки ему хотелось, чтобы она еще раз заговорила. Он слышал, как вождь и шаман о чем-то горячо спорили, а где-то в углу плакал голодный ребенок. Хичкок повернулся на бок и осторожно приподнял голову, все так же слегка касаясь лицом меховой одежды. Он прислушался к дыханию. Это было дыхание женщины. И он решил рискнуть. Осторожно, но довольно крепко он прижался к ней и почувствовал, как она вздрогнула. Он замер в ожидании. Чья-то рука скользнула по его голове, ощупала курчавые волосы, затем тихонько повернула его лицо кверху - и в следующее мгновение он встретился глазами с Сипсу. Она была совершенно спокойна. Непринужденно изменив позу, она облокотилась на кипу шкур и поправила свою одежду так, что совершенно скрыла его. Затем, и снова как бы случайно, она склонилась над ним, опустила голову, и ухо ее слегка прижалось к его губам. - Как только выберешь подходящую минуту, - прошептал он, - уходи из поселка, иди в направлении ветра прямо к тому месту, где ручей делает поворот. Там, у сосен, будут мои собаки и нарты, готовые для дороги. Сегодня ночью мы отправимся в путь - к Юкону. Мы должны будем ехать очень быстро, поэтому хватай первых попавшихся собак и тащи их к ручью. Сипсу отрицательно покачала головой, но ее глаза радостно заблестели, - она была горда тем, что этот человек пришел сюда ради нее. Подобно всем женщинам своего народа, она считала, что ее судьба - покоряться мужчине. Хичкок властно повторил: "Ты придешь!" И хотя она не ответила, он знал, что его воля для нее - закон. - О постромках не беспокойся, - добавил он. - И поторапливайся. День прогоняет ночь, и время не ждет.
Спустя полчаса Хичкок стоял у своих нарт и пытался согреться, притопывая ногами и хлопая себя по бедрам. И тут он увидел Сипсу; она тащила за собой двух упирающихся собак, при виде которых собаки Хичкока пришли в воинственное настроение, и ему пришлось пустить в ход рукоятку бича, чтобы их утихомирить. Поселок находился с наветренной стороны, и малейший звук мог обнаружить их присутствие.
- Запрягай их поближе к нартам, - приказал он, когда она набросила постромки на приведенных собак. - Мои должны быть впереди.
Но когда она сделала это, выпряженные собаки Хичкока накинулись на чужаков, и, хотя Хичкок попытался усмирить их прикладом ружья, поднялся шум и, нарушая тишину ночи, разнесся по спящему поселку.
- Ну, теперь собак у нас будет больше чем достаточно, - мрачно заметил он и достал привязанный к нартам топор. - Запрягай тех, которых я буду швырять тебе, да хорошенько присматривай за упряжкой.
Он сделал несколько шагов вперед и занял позицию между двух сосен. Из поселка доносился лай собак, он ждал их приближения. Вскоре на тусклой снежной равнине показалось быстро растущее темное пятно. Это была собака. Она шла большими ровными прыжками и, подвывая по-волчьи, вела всю свору. Хичкок притаился в тени. Как только собака поравнялась с ним, он быстрым движением схватил ее передние лапы, и она, перевернувшись через голову, уткнулась в снег. Затем он нанес ей точно рассчитанный удар пониже уха и бросил ее Сипсу. Пока она надевала на собаку упряжь, Хичкок, вооруженный топором, сдерживал натиск всей своры, - клубок косматых тел с горящими глазами и сверкающими зубами бесновался у самых его ног. Сипсу работала быстро. Как только с первой собакой было покончено, Хичкок рванулся вперед, схватил и оглушил еще одну и тоже бросил ее девушке. Это повторилось трижды. Когда в упряжке оказался десяток рычащих псов, он крикнул: "Довольно!"
Из поселка уже спешила толпа. Впереди бежал молодой индеец. Он врезался в стаю собак и стал колотить их направо и налево, стараясь пробраться к тому месту, где стоял Хичкок. Но тот взмахнул прикладом ружья - и молодой индеец упал на колени, а затем опрокинулся навзничь. Бежавший сзади шаман видел это. Хичкок приказал Сипсу трогаться. Едва она крикнула "Чук!", как обезумевшие собаки рванулись вперед, и Сипсу с трудом удержалась на нартах. Очевидно, боги были сердиты на шамана, ибо именно он оказался в эту минуту на дороге. Вожак наступил ему на лыжи, шаман упал, и вся упряжка вместе с нартами пронеслась по нему. Но он быстро вскочил на ноги, и эта ночь могла бы кончиться иначе, если бы Сипсу длинным бичом не нанесла ему удар по лицу. Он все еще стоял посреди дороги, покачиваясь от боли, когда на него налетел Хичкок, бежавший за нартами. В результате этого столкновения познания первобытного теолога относительно силы кулака белого человека значительно пополнились. Поэтому, когда он вернулся в жилище вождя и принялся ораторствовать в совете, он был очень зол на всех белых людей.



 Как вы думаете, чем закончится рассказ?

Чтение раасказа до конца.



 - Ну, лентяи, вставайте! Пора! Завтрак будет готов прежде, чем вы успеете надеть свои мокасины. Дэйв Верц откинул медвежью шкуру, приподнялся и зевнул. Хоз потянулся, обнаружил, что отлежал руку, и стал сонно растирать ее. - Интересно, где Хичкок провел эту ночь? - спросил он, доставая свои мокасины. За ночь они задеревенели, и он, осторожно ступая в носках по снегу, направился к костру, чтобы оттаять обувь.
  - Слава богу, что он ушел. Хотя, надо признаться, работник он был отличный.
- Да. Только уж очень любил все по-своему поворачивать. В этом его беда. А Сипсу жалко. Она, что, ему действительно так нравилась?
- Не думаю. Для него тут все дело в принципе. Он считал, что это неправильно, - ну, и, конечно же, неправильно, только это еще не причина нам вмешиваться и всем отправиться на тот свет раньше времени.
- Да, принципы - вещь неплохая, но все хорошо в свое время; когда отправляешься на Аляску, то принципы лучше оставлять дома. А? Правильно я говорю? - Верц присоединился к своему товарищу и тоже стал отогревать у костра мокасины.
 - Ты как считаешь: мы должны были вмешаться? Зигмунд отрицательно покачал головой. Он был очень занят: коричневатая пена грозила перелиться через край кофейника, и пора уже было переворачивать сало на сковородке. Кроме того, он думал о девушке со смеющимися, как море, глазами и тихонько напевал. Его товарищи с улыбкой перемигнулись и замолчали. Хотя было уже около семи, до рассвета оставалось еще не меньше трех часов. Северное сияние погасло, и в ночной темноте лагерь представлял собой островок света; фигуры трех людей отчетливо вырисовывались на фоне костра. Воспользовавшись наступившим молчанием, Зигмунд повысил голос и запел последний куплет своей старой песни: Через год, через год, как созреет виноград... Оглушительный ружейный залп разорвал тишину ночи. Хоз охнул, сделал движение, словно пытаясь выпрямиться, и тяжело осел на землю. Верц, уронив голову, опрокинулся на бок, потом захрипел, и кровь черной струей хлынула у него из горла. А золотоволосый Зигмунд с неоконченной песней на губах взмахнул руками и упал поперек костра.
Зрачки шамана потемнели от злости, и настроение у него было не из лучших. Он поссорился с вождем из-за ружья Верца и потребовал из мешка с бобами больше, чем ему полагалось. Кроме того, он забрал себе медвежью шкуру, что вызвало ропот среди остальных мужчин племени. В довершение всего он вздумал было убить собаку Зигмунда - ту, что подарила девушка с Юга, - но собаке удалось убежать, а он свалился в шурф и, задев за чан, вывихнул плечо. Когда лагерь был полностью разграблен, индейцы вернулись в свои жилища, и ликованию женщин не было конца. Вскоре в их краях появилось стадо лосей, и охотников посетила удача. Слава шамана еще больше возросла, стали даже поговаривать, что он советуется с богами. Когда все ушли, овчарка вернулась в разоренный лагерь, и всю ночь и следующий день выла, оплакивая умерших. Потом она исчезла. Но прошло немного лет, и индейцы-охотники стали замечать, что у лесных волков на шерсти появились необычные светлые пятна, каких они раньше не видели с той поры ни у одного волка.



Так о чём рассказ Д. Лондона?
Продолжите предложение : Рассказ Д. Лондона "Там, где расходятся пути" о...
Говорят все по кругу. На доске появляется примерно такая  запись:



О принципах, которым следует человек
О дружбе и преданности
О мужестве и храбрости
О несправедливости жизни
О выборе, который делает каждый из героев
О жадности

Можно задавать вопросы, комментировать своё прочтение. Так происходит непринужднный разговор о проблематике рассказа.

Конечно, всё это есть в произведении. Посмотрим, как звучит в рассказе проблема выбора.




Чтение стихотворения Ю. Левитанского "Каждый выбирает для себя"



"Каждый выбирает для себя...

Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.

Давайте найдём в тексте те моменты, когда герои делают свой нелёгкий выбор.



Сипсу стоит перед выбором дважды. И каждый раз она перекладывает его на плечи другого (шаман в первом случае и Хичкок во втором).

Хичкок делает нелёгкий выбор после некоторого раздумья, основываясь на своих принципах и осуждая друзей: "Будьте вы прокляты, жалкие трусы! Я вас больше знать не хочу!"


Верц делает очень удобный выбор: "По-моему, нечего нам вмешиваться".

Хоз: "Я тоже так думаю".

Зигмунд делает самый, наверное, распространённый выбор: "...я согласен с остальными".



Как каждый из них объясняет свой выбор? От чего он зависит?

Правильный ли выбор, с вашей точки зрения, сделал Хичкок?

Минидебаты.

Как вы думаете, чей выбор одобряет автор? Какова авторская позиция?



Итак, Джек Лондон изображает людей в трудных, даже экстремальных ситуациях, в момент сложного выбора, от которого зависит жизнь. Познакомьтесь с биографией писателя и попробуйте ответить на вопрос:
"Почему Д. Лондона интересуют именно такие герои и именно в таких ситуациях?"

Можно посмотреть на уроке фрагменты фильма "Мятежное дитя калифорнийской мечты". Фильм легко найти в интернете.



В качестве домашнего задания  я попросила написать миниатюру о себе "Каждый выбирает по себе...Выбираю тоже..."