А. Блок Превратила всё в шутку сначала

Когда речь идёт о поэтическом произведении, хочется быть осторожным, бережно прикасаться к стихотворению. А это не очень просто.

Помню, как-то девочка- старшеклассница сдала мне тетрадь с работой, где был анализ стихотворения. После выполненной работы в тетради было обращение ко мне: "Эльвира Георгиевна! Не используйте, пожалуйста, слово "анализ", когда мы говорим или пишем о стихах".

.И я согласилась. Мне тоже кажется, что это слово убивает волшебство поэтических строк. Как бы проанализировать стихотворение незаметно, без множества научных терминов, чтоб не отбить едва пробивающуюся (да и то не у всех) любовь к поэзии? И чтобы страха сказать или написать что-нибудь неправильно, ни у кого не было.

Некоторые уроки, мне кажется, у меня получились. Вот их я и предлагаю вашему вниманию. 

Работаем в небольших группах.

Читаю стихотворение (наизусть) первый раз.

- Какую картину вы видите перед собой, когда звучат эти строчки? Запишите коротко каждый в своей тетради.

А теперь поделитесь друг с другом.

Повторное чтение.

- От лица кого написано стихотворение?

- Какая строчка вам запомнилась? Привлекла ваше внимание? Показалась странной? Показалась самой важной?

Поделитесь друг с другом.

- Какую особенность с точки зрения языка вы заметили? Как её объясните?

- Как вы думаете? Это стихотворение современного автора? Или оно написано давно? Поясните своё мнение.

- У автора стихотворение не имеет заглавия. А как бы вы его назвали? 

 Объясните смысл своего названия.

Прощание

Чужие

Прозрение

Разлюбил

Всё закончилось

Расставание

И другие

Теперь раздаю распечатанный текст стихотворения без указания автора. Речь об авторе пойдёт позже.

- Выразите свои мысли, чувства, ощущения в небольшом тексте-комментарии. 

Придумайте заглавие.

Превратила всё в шутку сначала,

Поняла — принялась укорять,
Головою красивой качала,
Стала слезы платком вытирать.
И, зубами дразня, хохотала,
Неожиданно всё позабыв.
Вдруг припомнила всё — зарыдала,
Десять шпилек на стол уронив.
Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась
И, должно быть, навеки ушла…
Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело свое. —
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твое? 

29 февраля 1916

  

Патриотизм - это святое чувство или религия бешеных?

"Патриотизм - это религия бешеных". Слова известного острослова О. Уайльда.

"Всякая благородная личность глубоко сознаёт свои кровные связи с отечеством".
 А это знаменитый критик, живший в 19 веке, В.Г. Белинский. 

Кто прав?
Устарело это понятие в эпоху глобализации или по-прежнему актуально?
Поищем опору в авторитетах.

А.С. Пушкин

Два чувства дивно бли́зки нам.
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века,
По воле Бога Самого́,
Самостоянье человека,
Залог величия его.

Животворящая святыня!
Без них душа была б пуста.
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без божества.

<октябрь 1830?>

Мнение Л.Н. Толстого менялось не раз.
Вспомним, каким патриотом он был, когда создавал роман "Война и мир".
А вот что он писал в одном из писем в 1896 году:
"Производит войну желание исключительного блага своему народу, то, что называется патриотизмом. А потому для того, чтобы уничтожить войну, надо уничтожить патриотизм. А чтобы уничтожить патриотизм, надо прежде всего убедиться, что он зло, и вот это-то и трудно сделать. (Л.Н. Толстой. Письма. 05.01.1896)
Переходим к 20 веку.

Марина Цветаева

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведём без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично — на каком
Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен...)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все — равны, мне всё — равно,
И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.

Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина...

В. Маяковский  в 1926 году мечтал, помнится,  в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем". ("Товарищу Нетте, пароходу и человеку")

А вот популярный ныне католический священник и писатель Энтони де Мелло и его притча "Изгнание" .

Мастера выдворили из страны: его учение вызвало неодобрение властей. Ученики поинтересовались, тоскует ли он по родине.
Мастер ответил:
- Нет.
- Но ведь человеку свойственно скучать по родному дому?
- Стоит обнаружить, что твой дом - Вселенная, и уже никогда не будешь чувствовать себя изгнанником.

А что думаете Вы, живущие в 21 веке,  о патриотизме ?  Очень трудный и актуальный вопрос для споров и размышлений, не правда ли? Может, даже болезненный.

Роман "Мы" Е. Замятина и дальнейшая литература

Как «Мы» повлияли на литературу XX века

Слово «стопудово», имя в виде номера, секс по карточкам, пища из нефти и другие идеи, которые более поздние авторы нашли в романе «Мы»

Подготовил Василий Владимирский

https://arzamas.academy/materials/961

Среди авторов антиутопий ХХ века Евгений Замятин одним из первых показал, к каким результатам могут привести эксперименты с языком — целенаправленное исключение из разговорной практики лишних, устаревших, чуждых победившему классу слов (например, «семья», «вдохновение» или «икона») и введение неологизмов («нумер», «юнифа», «стопудово», «розово‑талонно» и так далее). Идею развил и довел до апофеоза Джордж Оруэлл, предложивший в романе «1984» стройную концепцию «новояза».

«Это прекрасно — уничтожать слова. Главный мусор скопился, конечно, в глаголах и прилагательных, но и среди существительных — сотни и сотни лишних. Не только синонимов; есть ведь и антонимы. Ну скажите, для чего нужно слово, которое есть полная противопо­ложность другого? Слово само содержит свою противоположность. Возьмем, например, „голод“. Если есть слово „голод“, зачем вам „сытость“? „Неголод“ ничем не хуже, даже лучше, потому что оно — прямая противоположность, а „сытость“ — нет. Или оттенки и степени прилагательных. „Хороший“ — для кого хороший? А „плюсовой“ исключает субъективность. Опять же, если вам нужно что-то сильнее „плюсового“, какой смысл иметь целый набор расплывчатых, бесполезных слов: „великолепный“, „отличный“ и так далее? „Плюс плюсовой“ охватывает те же значения, а если нужно еще сильнее — „плюсплюс плюсовой“. Конечно, мы и сейчас уже пользуемся этими формами, но в окончательном варианте новояза других просто не останется. В итоге все понятия плохого и хорошего будут описываться только шестью словами — а по сути, двумя. Вы чувствуете, какая стройность, Уинстон?» 

Джордж Оруэлл. «1984»

2. Замена имен номерами

Одна из самых запоминающихся черт «мира будущего» в романе «Мы» — повсеместное упразднение имен собственных и замена их безликими буквенно-числовыми идентификаторами. Автор представляет нам главного героя как «нумер Д-503», а его подругу-революционерку — как «I-330». Замятинские «нумера» — безликая масса, взаимозаменяемые винтики в машине всеобщего благоденствия, имена им попросту ни к чему. В 1920–30-х годах идея отказа от имен получила широкое распространение во всем мире, в том числе и по другую сторону океана. Очень похоже, например, зовут героев антиутопической повести американки русского происхождения Айн Рэнд «Гимн». Кроме того, в мире, о котором рассказывает писательница, запрещено местоимение «я», вместо него используется «мы» — что недвусмысленно указывает на источник заимствования.

«Наше имя Равенство 7‑2521. Так написано на нашем железном браслете, таком, какой все люди носят на левом запястье. Нам двадцать один год. Наш рост шесть футов. Это плохо, не так уж много людей шести футов ростом. Учителя и Начальники всегда выделяли нас и, хмурясь, говорили: „Равенство 7‑2521, в твоих костях живет зло, ибо твое тело переросло тела твоих братьев“. Но мы не в силах изменить ни нашего тела, ни наших костей». 

Айн Рэнд. «Гимн»

3. Регламентация сексуальной жизни

Еще одно средство социальной унификации у Замятина — строгая регламентация сексуальной жизни. В романе «Мы» существуют выдающиеся централизованно «розовые карточки», без которых — ни-ни. И в этом писатель не одинок. Олдос Хаксли пошел дальше: в его дистопии разного рода эротические игры и массовые оргии — всеобщая норма, социально поощряемая и контролируемая практика, основы которой прививают с детства. Тот, кто их избегает, выглядит подозрительно в глазах товарищей и рискует стать жертвой местной карательной психиатрии.

«Над ними в спальных залах, на десяти последующих этажах, малыши и малышки, кому полагался по возрасту послеобеденный сон, и во сне этом трудились не менее других, хотя и бессознательно, усваивали гипнопедические уроки гигиены и умения общаться, основы кастового самосознания и начала секса. А еще выше помещались игровые залы, где по случаю дождя девятьсот детишек постарше развлекались кубиками, лепкой, прятками и эротической игрой». 

Олдос Хаксли. «О дивный новый мир»

4. Интернаты

Создание нового человека, не отягощенного инерцией прошлого, свободного от заблуждений и убеждений предыдущих поколений, невозможно в рамках традиционных социальных институтов, таких как семья. Начинать следует с чистого листа — на этом сходятся авторы самых грандиозных утопий и антиутопий ХХ века. Разница в том, как оценивают писатели саму идею нового человека. Если в антиутопии Замятина на Детско-воспитательных Заводах непримиримо борются с любыми проявлениями индивидуализма, причесывают воспитанников под одну гребенку, то в «Полуденном цикле» братьев Стругацких именно в интернатах закладывается основа непохожих, но одинаково ярких характеров.

«Четверка обитателей 18-й комнаты была широко известна в пределах Аньюдинской школы. Это было вполне естественно. Такие таланты, как совершенное искусство подражать вою гигантского ракопаука с планеты Пандора, способность непринужденно рассуждать о девяти способах экономии горючего при межзвездном перелете и умение одиннадцать раз подряд присесть на одной ноге, не могли остаться незамеченными, а все эти таланты не были чужды обитателям 18-й».

Аркадий и Борис Стругацкие. «Полдень, XXII век»

Что  из предсказанного Е. Замятиным уже сбылось?

5. Тотальная слежка

Общество романа «Мы» — прежде всего общество тотальной слежки. «Нумера» живут в домах с прозрачными стенами, здесь процветает взаимное доносительство, специальные органы неусыпно следят за самыми интимными сторонами жизни героев. Ту же картину — но уже на другом, значительно более высоком технологическом уровне — мы наблюдаем и в классической книге Джорджа Оруэлла.

«За спиной Уинстона голос из телекрана все еще болтал о выплавке чугуна и перевыполнении девятого трехлетнего плана. Телекран работал на прием и на передачу. Он ловил каждое слово, если его произносили не слишком тихим шепотом; мало того, покуда Уинстон оставался в поле зрения мутной пластины, он был не только слышен, но и виден. Конечно, никто не знал, наблюдают за ним в данную минуту или нет. Часто ли и по какому расписанию подключается к твоему кабелю полиция мыслей — об этом можно было только гадать. Не исключено, что следили за каждым — и круглые сутки. Во всяком случае, подключиться могли когда угодно. Приходилось жить — и ты жил, по привычке, которая превратилась в инстинкт, — с сознанием того, что каждое твое слово подслушивают и каждое твое движение, пока не погас свет, наблюдают».

Джордж Оруэлл. «1984»

6. Единое Государство

Идея единого мирового государства без границ, без этнических и террито­риальных конфликтов (с последующим отмиранием самого понятия «государство»), характерна прежде всего для классической «позитивной» утопии. У Евгения Замятина такое государство становится символом безальтернативности, отсутствия выбора между разными социальными стратегиями, разными образами жизни. В том же ключе трактует эту идею, в частности, Иван Ефремов, описывая тоталитарное кастовое общество планеты Торманс.

7. Тотальная рационализация и борьба с воображением

Главный фетиш цивилизации «нумеров» — рациональность. Согласно декрету о Великой Операции, все граждане должны пройти профилактическое удаление органа, отвечающего за фантазию, за воображение, — «чтобы стать совершенными, машиноравными». То, что не имеет практического значения, не помогает в решении конкретных прикладных задач, должно быть редуцировано, выведено под корень. Похожие страхи одолевают Рэя Брэдбери — в том числе в рассказах из цикла «Марсианские хроники».

8. Война между городом и деревней, отчуждение от природы

Социум, описанный Замятиным, возник в результате Великой Войны города с деревней, длившейся двести лет. Теперь безупречные, по линейке прочерченные города Единого Государства отделены от хаотичной естественной природы Зеленой Стеной. Тема противостояния природы и цивилизации принадлежит к числу вечных и обыгрывается в произведениях разных жанров, не только в утопиях, антиутопиях и дистопиях. Отголоски этого противостояния звучат, в частности, на страницах фантасмагорической повести братьев Стругацких «Улитка на склоне» — причем и в части «Лес», и в части «Управление».

9. Искусственная пища

Отказавшись от продуктов животного и растительного происхождения, герои Замятина употребляют пищу, изготовленную из нефти. С одной стороны, это великое благо, возможность накормить всех голодных — тема для 1920-х более чем актуальная. С другой стороны — символ: обрывается еще одна нить, связывающая нового человека с «человеком естественным», природным. Стоит отметить, что идея искусственной пищи звучит в произведениях многих современников Замятина: открытию ученого, создавшего «съедобную углеродную субстанцию», посвящена, например, повесть Александра Беляева, впервые опубликованная в 1928 году, всего через несколько лет после выхода романа «Мы».

10. Прикладная евгеника

В Едином Государстве Замятина действует ограничение на размножение и существует такая научная дисциплина, как «детоводство» (по аналогии с садоводством, куроводством и рыбоводством). Если женщина недотягивает до Материнской Нормы — скажем, по росту, как первая подруга главного героя, — ей не суждено стать матерью. Аналогичная ситуация с Отцовской Нормой. Таким образом, сглаживаются различия не только в поведении, но и во внешнем виде людей будущего, их фенотипе. Евгенические методы, сдерживающие появление нежелательного потомства положены и в основу антиутопии Олдоса Хаксли.

Узнай героя по портрету. Роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита".

Это задание можно использовать, чтобы проверить, прочитано ли произведение, можно использовать во время игры по произведению как один из туров или во время проведения обычной викторины.

Кроме того, на основе распечаток с портретами героев можно провести урок о том, как тот или иной писатель создаёт портреты своих героев, отметить своеобразие его творческой манеры.

 1. "Плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой  кепке, в ковбойке, жёваных белых брюках и в чёрных тапочках".

2. "Одетый в летнюю серенькую пару, маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нёс в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в чёрной роговой оправе".

3. "Прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский  картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия глумливая".

4. "Молодой, с аккуратно подстриженной бородкой человек в белом чистом кефи, ниспадавшем на плечи... Горбоносый красавец, принарядившийся для великого праздника, шёл бодро, обгоняя прохожих."

5. "Маленький, прихрамывающий, обтянутый чёрным трико, с ножом, засунутым за кожаный пояс, рыжий, с жёлтым клыком, с бельмом на левом глазу".

6. " С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет 38"... На нём было бельё, туфли на босу ногу, на плечи наброшен бурый халат".

 7. "Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нёс трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя."

8. "Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запёкшейся кровью".

9. Он "был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах. что совершенно заслонил ещё невысокое солнце".

10. "Она несла жёлтые цветы! И эти цветы очень отчётливо выделялись на чёрном её весеннем пальто.   И меня поразила не столько её красота, сколько её необыкновенное, никем невиданное одиночество в глазах",

Ключ для проверки

1. Иван Бездомный

2. Берлиоз

3. Коровьев (Фагот)

4. Иуда

5. Азазелло

6. Мастер

7. Воланд

8. Иешуа

9. Марк Крысобой

10. Маргарита

В. Маяковский - поэт или антипоэт? Материалы к урокам о поэте.

 Люблю ставить учеников перед выбором. Выбор заставляет мозги работать более интенсивно.

Все мы помним желание футуристов, высказанное ими в скандальном манифесте "Пощёчина общественному вкусу", сбросить Пушкина и Достоевского с парохода современности". Это было написано в начале 20 века. А в начале 21 века не пора ли сбросить с этого парохода самого главного футуриста? Вот и вопрос , на который пробуют ответить взрослые молодые люди, для которых время 21 века - это их родное время. Интересен ли сегодняшним молодым поэт В. Маяковский и захватывает ли его поэзия? Ради чего наступил он "на горло собственной песне"? И что это значит? Поэт или антипоэт  тот, о ком Сталин сказал: "Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи"?

Несколько эпиграфов к уроку - избранные строки из стихотворений В. Маяковского:

Маяковский вот...

Поищем ярче лица -

Недостаточно поэт красив.-

Крикну я

                   вот с этой, 

                                      с нынешней страницы:

Не листай страницы! 

                                     Воскреси!

Я хочу быть понят моей страной,

А не буду понят -

                                        что ж,

По родной стране

                                   пройду стороной,

Как проходит 

                                    косой дождь.

Эй вы!

Небо!

Снимите шляпу!

Я иду!

             Глухо.

Пробую погрузить  учеников в водоворот разнообразных мнений о поэте:

1. "...дьявол. Антипоэт. Миссия в этом мире - подмена. Культуры - антикультурой, искусства - антиискусством, духовности - антидуховностью.

                                      Ю. Карабчиевский. Книга "Воскресение Маяковского"

2. " Стихотворения Маяковского выражают не столько мысли и чувства, сколько все те ухищрения и приёмы, с помощью которых эти мысли выражены. Трудом и потом пахнут эти строки. потом автора и потом читателя".

                                     Ю. Карабчиевский. Книга "Воскресение Маяковского"

3. "В. Маяковский грубым гунном ворвался в русскую поэзию. Не вошёл, а именно ворвался:

Я сразу смазал карту будня,

Плеснувши краской из стакана...

Это был вызов. Кому? Всем тем, кто не видел изнанку жизни, кто творил сладостную легенду, оберегая от сквозняков к тому времени довольно "душный зал" (А. Ахматова) русской поэзии. Это был вызов снобам и благонамеренным блюстителям литературных нравов. Как Пушкина в своё время не пустили бы на порог благороднейшего собрания с "Русланом и Людмилой", так Маяковского не пускали на порог редакций."

                               А. Михайлов.  Книга "Маяковский"

4. "Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть".

                         М. Цветаева

"Никакой державный цензор  так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с собой. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый - поэт встал и человека убил..."

                        М. Цветаева

Надеюсь, теперь достаточно, чтобы задуматься, что за человек и поэт (или антипоэт) был В. Маяковский.

Если начало разговора происходит при дистанционном обучении, то продолжением может стать работа на одной из интерактивных досок, или в общем документе, или в коллективной презентации. 

Подберите стихотворение, которое проявляет особенности манеры В. Маяковского наиболее ярко, с вашей точки зрения. Выразите в комментарии к стихотворению своё отношение к поэту В. Маяковскому. Обдумайте строки, которые я привела в качестве автографов и при желании включите их в свой текст. Поэт В. Маяковский или анти поэт?

Если уроки идут в обычном формате, то каждый готовит небольшое выступление по этому плану. 

После более подробного разговора о творчестве В. Маяковского возможно провести дебаты или диспут. Главное - начать разговор не с привычного рассказа о жизни и творчестве поэта, а с представления разных, иногда противоположных мнений о нём. 

В. Маяковский в восприятии других поэтов

Можно начать или завершить разговор о Маяковском, обратившись к стихам о поэте. Я сделала подборку как из стихотворений  современников В. Маяковского, так и поэтов более позднего времени.

Работая в группах или парах, пусть ученики прочитают выразительно и прокомментируют стихотворения, зададут друг другу вопросы, может, подберут видеоряд, снимут видео или выполнят другую творческую работу. Так расширится их представление о поэтах и поэзии. Думаю, здесь будут затронуты и факты из его жизни, и особенности творческой манеры Маяковского. Разговор должен получиться интересный, пробуждающий интерес к личности поэта и его стихам.

Марина Цветаева
Маяковскому

Превыше крестов и труб,
Крещенный в огне и дыме,
Архангел-тяжелоступ --
Здорово, в веках Владимир!

Он возчик и он же конь,
Он прихоть и он же право.
Вздохнул, поплевал в ладонь:
-- Держись, ломовая слава!

Певец площадных чудес --
Здорово, гордец чумазый,
Что камнем -- тяжеловес
Избрал, не прельстясь алмазом.

Здорово, булыжный гром!
Зевнул, козырнул -- и снова
Оглоблей гребет -- крылом
Архангела ломового.

18 сентября 1921

М. Цветаева

Много храмов разрушил,
А этот — ценней всего.
Упокой, Господи, душу усопшего врага твоего.
1930

Б. Пастернак

Маяковскому

Вы заняты нашим балансом.
Трагедией ВСНХ,
Вы, певший Летучим голландцем
Над краем любого стиха.

Холщовая буря палаток
Раздулась гудящей Двиной
Движений, когда вы, крылатый,
Возникли борт о борт со мной.

И вы с прописями о нефти?
Теряясь и оторопев,
Я думаю о терапевте.
Который вернул бы вам гнев.

Я знаю, ваш путь неподделен,
Но как вас могло завести
Под своды таких богаделен
На искреннем вашем пути?
1922

Б. Пастернак

Смерть поэта

Не верили, считали — бредни,
Но узнавали от двоих,
Троих, от всех. Равнялись в строку
Остановившегося срока
Дома чиновниц и купчих,
Дворы, деревья, и на них
Грачи, в чаду от солнцепека
Разгоряченно на грачих
Кричавшие, чтоб дуры впредь не
Совались в грех, да будь он лих.
Лишь был на лицах влажный сдвиг,
Как в складках порванного бредня.

Был день, безвредный день, безвредней
Десятка прежних дней твоих.
Толпились, выстроясь в передней,
Как выстрел выстроил бы их.

Как, сплющив, выплеснул из стока б
Лещей и щуку минный вспых
Шутих, заложенных в осоку.
Как вздох пластов нехолостых.

Ты спал, постлав постель на сплетне,
Спал и, оттрепетав, был тих, —
Красивый, двадцатидвухлетний,
Как предсказал твой тетраптих.

Ты спал, прижав к подушке щеку,
Спал, — со всех ног, со всех лодыг
Врезаясь вновь и вновь с наскоку
В разряд преданий молодых.
Ты в них врезался тем заметней,
Что их одним прыжком достиг.
Твой выстрел был подобен Этне
В предгорьи трусов и трусих.
1930

А. Ахматова

Маяковский в 1913 году

Я тебя в твоей не знала славе,
Помню только бурный твой рассвет,
Но, быть может, я сегодня вправе
Вспомнить день тех отдаленных лет.
Как в стихах твоих крепчали звуки,
Новые роились голоса...
Не ленились молодые руки,
Грозные ты возводил леса.
Все, чего касался ты, казалось
Не таким, как было до тех пор,
То, что разрушал ты, — разрушалось,
В каждом слове бился приговор.
Одинок и часто недоволен,
С нетерпеньем торопил судьбу, .
Знал, что скоро выйдешь весел, волен
На свою великую борьбу.
И уже отзывный гул прилива
Слышался, когда ты нам читал,
Дождь косил свои глаза гневливо,
С городом ты в буйный спор вступал.
И еще не слышанное имя
Молнией влетело в душный зал,
Чтобы нынче, всей страной хранимо,
Зазвучать, как боевой сигнал.
1940

Василий Каменский

Маяковский

Радиотелеграфный столб гудящий,
Встолбленный на материке,
Опасный — динамитный ящик,
Пятипудовка — в пятерике.

И он же — девушка расстроенная
Перед объяснением с женихом,
И нервноликая, и гибкостройная,
Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,
Сын современности — сверх-неврастеник,
И жружий — ржущий жеребенок,
Когад в кармане много денег.

И он — Поэт, и Принц, и Нищий,
Колумб, Острило, и Апаш,
Кто в Бунте Духа смысла ищет —
Владимир Маяковский наш.

Б. Слуцкий

Ботинки Маяковского

Сорок седьмой номер:
Огромные, как саяоги.
К ботинкам Маяковского
Не подобрать ноги.

Ботинки Маяковского
Носить не смог никто.
Кроме того, осталось
Его пальто.

Кроме того, остался
Его пример,
Но больше человеческого
Его размер.

В маленькой квартирке
Маленький музей:
Веши Маяковского,
Книги его друзей.

Чашечки Маяковского
На полочках стоят.
Сколько меду и яду
Чашечки таят?

Кроме того, ботинки,
Кроме того, пальто.
Чашу Маяковского
Не осушил никто.

Евгений Евтушенко

Мать Маяковского

В мягком стареньком кресле сидит она,
ласково глядя
на гостей молодых,
на веселье, на споры и пыл.
Угощает вареньем:
«Айвовое...
Из Багдади...
Обязательно кушайте...
Он его очень любил».
Для нее он всегда был худым и простуженным,
до варенья охотником и пастилы —
словом, просто Володей,
которому нужно
дать поесть,
чай согреть
и постель постелить.
Сразу было ей ясно,
когда тосковал он о ком-то,
но она не могла разобраться во многом другом
и ту самую страшную желтую кофту,
чуть вздыхая,
гладила утюгом.
Он гремел на эстрадах,
веселый и грозно остривший,
но она-то ведь знала,
как дома потом,
ей в колени упав головою остриженной,
он дышал тяжело
со стиснутым ртом.
Без него ей так трудно,
да и мало уж силы...
В мягком стареньком кресле
сидит она, руки сложив.
Ей сегодня гости опять про сына
говорят, что не умер,
что с ними,
что жив,
говорят про бессмертье,
про все такое...
Ну а ей бы —
припасть к нему просто на грудь,
его жесткую голову
медленно
тронуть рукою
и за то, что так часто он курит,
опять упрекнуть...

Евгений Евтушенко

Разве же можно,

чтоб все это длилось?

Это какая-то несправедливость...
Где и когда это сделалось модным:
"Живым - равнодушье,
внимание - мертвым?"
Люди сутулятся,
выпивают.
Люди один за другим
выбывают,
и произносятся
для истории
нежные речи о них -
в крематории...
Что Маяковского жизни лишило?
Что револьвер ему в руки вложило?
Ему бы -
при всем его голосе,
внешности -
дать бы при жизни
хоть чуточку нежности.
Люди живые -
они утруждают.
Нежностью
только за смерть награждают

Андрей Вознесенский

РАЗГОВОР С ЭПИГРАФОМ

Александр Сергеевич,
Разрешите представиться.
Маяковский

Владимир Владимирович, разрешите представиться!
Я занимаюсь биологией стиха.
Есть роли
более пьедестальные,
но кому-то надо за истопника...

У нас, поэтов, дел по горло,
кто занят садом, кто содокладом.
Другие, как страусы,
прячут головы,
отсюда смотрят и мыслят задом.

Среди идиотств, суеты, наветов
поэт одиозен, порой смешон —
пока не требует поэта
к священной жертве
Стадион!

И когда мы выходим на стадионы в Томске
или на рижские Лужники,
вас понимающие потомки
тянутся к завтрашним
сквозь стихи.

Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко.
Даже герои поэмы
«Плохо!»
требуют сложить о них «Хорошо!»

Вы ушли,
понимаемы процентов на десять.
Оставались Асеев и Пастернак.
Но мы не уйдем —
как бы кто не надеялся!—
мы будем драться за молодняк.

Как я тоскую о поэтическом сыне
класса «Ан» и 707-«Боинга»...
Мы научили
свистать
пол-России.
Дай одного
соловья-разбойника!..

И когда этот случай счастливый представится,
отобью телеграммку, обкусав заусенцы:
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ
РАЗРЕШИТЕ ПРЕСТАВИТЬСЯ —
ВОЗНЕСЕНСКИЙ
1973

А. Рывлин

Цветы от Маяковского

Цветы от Маяковского
Париж говорит о ее осанке:
Русская, но парижской чеканки.
И взгляд ее как весна распахнут,
И чем-то она похожа на яхту.
А он - ледокол из страны советов,
Таранящий время и лед планеты.
И я себе никогда не представлю,
Что где-то и кем-то он был оставлен.
И что ледоколу льдинки ломкие,
И что ему буруны яростные,
Но от него уходит тонкая,
От него уходит парусная,
Уходит самая красивая, любимая,
Но мало любящая.
И сдерживать себя не в силах, я
Кричу ей в прошлое из будущего:
Не уходите, нет, не надо,
Ведь это флагман, и на вахте
Так важно, чтобы рядом маленькая
Яхта.
Был отказ ее как удар.
Он уехал в рассветном дыме.
Но парижский свой гонорар он
оставил
цветочной фирме.
И теперь то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками,
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами: "От Маяковского".
Стук рассыльный как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно:
Маяковский - и астры вдруг.
Маяковский - и вдруг тюльпаны.
Маяковский - и розы чайные.. .
Что в них - нежность или отчаянье?
Или ревность, что не расплескана,
Или рыцарство Маяковского?
Завидую обиде рубящей,
Когда цветы нежней, чем
Он шлет их даже и не любящей,
А я - не шлю и той, что любит.
А потом этой смерти бред.. .
Застрелился. Весна московская.
Маяковского - больше нет.
А букеты - от Маяковского.
Эти фирменные, усадебные,
Что вовек не будут свадебными,
Эти самые бесподобные,
Только все-таки не надгробные.
Жизнь ломает, ветер крут -
А букеты его идут.
Хоть Париж уже под фашистами,
А букеты его идут,
И дрожат лепестки росистые.
И чтоб выжить, она пока
Продает их - зима ли, лето ли,
Эти белые облака,
Эти черные облака,
Эти красные облака,
Что зовутся его букетами.. .
А потом несет букеты
Черных уголных брикетов,
И морковок двух букет,
Как когда-то нес поэт:
"Не домой, не на суп,
А к любимой в гости,
Две морковинки несу,
За зеленый хвостик".
Две морковинки, как чудо:
Может, он их на рассвете
Из двадцатого, оттуда,
Ей отправил в сорок третий.
И розы вдруг не пахнут розами,
Хоть, может, их недавно срезали,
А пахнут буднями и прозою,
Куда скорее, чем поэзией.
Или чашкою кофе, или запахом крема,
И букеты как строфы лепестковой
поэмы.
Но без этой поэмы очень многое
немо.
Без такого сияния, без такого
свечения,
Как нелепо собрание всех его
сочинений.
Вот уже и Берлин берут,
А букеты его идут,
Жены мертвых уже не ждут,
А букеты его идут.
Вот и старости лег маршрут,
Старость сумрачна и сурова,
А букеты его идут,
От живого,
От молодого.
Яхта, яхта! В глазах слеза,
И теперь через годы вижу я,
Был алыми паруса -
Стали крашенными и рыжими.
И равняться с ним, видно, нечего,
Но коль встречу судьбу такую,
Как же я долюблю ушедшее,
Чем же я тогда доревную?. ..